Грохот уезжающей электрички стремительно угасал и поглощался тишиной. Безлюдная железнодорожная станция, окутанная полуночным мраком, зловеще молчала. На двух пустых платформах, освещённых тусклыми фонарями, не было ни души. Вокруг царила похожая атмосфера: закрытое на ночь старое здание вокзала времён «царя Гороха», несколько рядов товарных вагонов и полу призрачные силуэты поселковых домов. Всё.
Я стоял на платформе с вывеской «из Москвы» и в тающем шуме удаляющегося состава стал отчётливо слышать звук клавиш кнопочного телефона. Номер, на который я звонил уже несчётное количество раз за последний час, начал набираться по памяти. В трубке послышался знакомый голос. Мой собеседник пытался выглядеть сосредоточенно, но степень опьянения, по ощущениям, находящаяся на границе средней и тяжёлой, накладывала отпечаток на его речь:
— Ты приехал? Где ты сейчас?
— Я на платформе. Жду вас.
— Мы выходим. Это, дружище… жди.
Вызов был завершён. Я сунул телефон в карман штанов и снова огляделся. Пейзаж не изменился. Тёплая летняя ночь торжественно повисла над одним из многочисленных подмосковных посёлков. В темноте, что слабо поддавалась искусственному освещению станции, исчезал свет последней на сегодня электрички, из которой я вышел минуту назад. С этим светом удалялась и моя надежда уехать отсюда этой, до мурашек, бесшумной ночью. Я стал помаленьку осознавать своё незавидное положение, но луч надежды на удачный исход ещё горел внутри. Мой взгляд был прикован к паре рельс, по которым в глубину области ушёл последний на сегодня транспорт. С каждым метром железнодорожное полотно сужалось и блекло в бескрайнем и всепоглощающем мраке ночи. Я поднял голову и увидел редкие звёзды. Лишь они разбавляли гнетущее однообразие безоблачного ночного неба. Наступившую тишину нарушила мелодия звонка. Резким движением я поднёс трубку к уху:
— Вы идёте?
— Это, слушай, братан, такие дела… мы не знаем куда идти – казалось, что за эти несколько минут мой собеседник стал ещё пьянее.
— В смысле не знаете? – мой голос, как я не старался сдержаться, перешёл на повышенные интонации.
— Ну, это, тут единственный, кто знает дорогу, это Вован, а мы не можем его разбудить. Он, это самое, в полной «отключке»…
— Ну и чего ты мне предлагаешь? Ночевать на станции?
— Погоди, я перезвоню!
Сброс. И снова тишина. Телефон привычным движением отправлен в карман. Нарастающая злоба перекрывает мыслительный процесс и мешает сосредоточиться. Темнота на пару с тишиной усиливают нервозность и отсутствие понимания дальнейших действий. Хотя, какие тут действия?
Ночь, платформа и я. Дороги я не знаю. Уехать отсюда не на чем. Остаётся только ждать. Товарный вагон справа от меня зловеще скрипнул. Я невольно посмотрел на него. Да, кто бы мог подумать, что я окажусь в столь нелепом положении? Ведь каких-то пару часов назад, я сидел дома и мог бы там благополучно остаться, но молодость берёт своё и гонит прочь из дома, туда, где под редкими звёздами ноздри наполняются бодрящей свежестью приключений.
Я начинаю ходить по пустой платформе взад-вперёд, пытаясь, сосредоточится и развеять недоброе предчувствие. Из глубины посёлка, где-то там, за старым зданием вокзала, раздался еле слышный пьяный хохот. Лишь глядящие с неба звёзды имеют представление о том, кого носит по безлюдным переулкам этого, погружённого во тьму, населённого пункта с его деревянными домами и треснувшим под ногами асфальтом.
Погружённый в тревожные размышления, я иду по краю платформы и случайно задеваю ногой стеклянную бутылку из-под неопознанного алкогольного напитка. Тара падает на рельсы и звонко разбивается. В практически полной тишине звук разбитой бутылки кажется слишком громким, и я замираю от неожиданности. Далёкий пьяный хохот из-за здания небольшого вокзала тоже замирает и через несколько секунд оттуда доносится возмущённый свист. Мурашки усиливают массаж спины, а мысли по-прежнему разбросаны по отдалённым уголкам сознания.
Я снова бросил взгляд на две железные полоски, уходящие вдаль, но на этот раз в сторону Москвы, туда, откуда я совсем недавно приехал. Глаза, уже успевшие привыкнуть к неподвижности предметов вокруг, без труда уловили движущуюся в мою сторону фигуру. С высоты старой платформы мне было хорошо видно, как некто, пока ещё плохо различаемый, неуверенно шагает по путям. В притуплённом свете фонарей ярко выделялась его полностью белая одежда, отчего создавалось впечатление, что на меня надвигается призрак. Зрение работало во всю силу, пытаясь подробнее разглядеть единственно-оживлённое существо на этом ночном «островке безмолвия».
Разум, ошарашенный столь неожиданным поворотом событий, стремительно перебирал всевозможные варианты относительно причин появления данного персонажа. «Бомж, железнодорожник или заплутавший абориген?» — догадки врезались в мозг со скоростью пулемётной ленты. «Для бомжа слишком хорошо одет, для железнодорожника не по форме, а местному что тут делать в начале первого ночи?» — с той же непринуждённостью развеял я свои же догадки.
«Ха, а может и правда призрак?» — на секунду предположил взбудораженный рассудок. Но для призрака он был слишком неуклюж и медлителен. Его движения носили крайне неординарный характер: он то шёл прямо, то останавливался, время от времени его заносило в стороны и шатало как одинокую берёзу в чистом поле.
Напряжённое зрение стало различать детали приближающегося субъекта. Это был низкорослый мужик лет тридцати, с гладковыбритым черепом, в белой футболке и белых бриджах. На плечах у него виднелись две чёрные лямки от рюкзака. Он шёл с опущенной головой, смотря на повторяющуюся череду шпал под ногами, и бормотал что-то нечленораздельное. Я стоял и молча смотрел с платформы на идущего в двух метрах от меня человека. Опасения рассеялись, и им на смену пришло любопытство. Он по-прежнему не замечал меня, продолжая своё вялотекущее движение с опущенной вниз головой. По его беспрерывным заносам в стороны и очень неуверенной походке, я сделал мгновенный вывод, что он беспросветно пьян.
Моим решением стало полное игнорирование данного персонажа. О чём мне говорить с этим странным и явно залитым до краёв организмом? Пусть идёт своей дорогой. У меня сейчас своих забот по горло, ведь я пока что в полном непонимании того, как мне попасть туда, куда я собственно приехал. Постепенно теряя интерес к «идущему по путям», я снова вытащил из кармана свой старый кнопочный аппарат.
Ночь, как и прежде, зловеще безмолвствовала. Даже привычных природных звуков не было слышно. Больше не скрипели товарные вагоны, а из-за вокзала не раздавались ни свист, ни пьяный смех. Лишь тихое бормотание «путника в белом» и шарканье его подошв о каменную насыпь вдоль рельсов, нарушали идиллию бесшумной обстановки.
Я смотрел на экран. В его свечении, под надписью «исходящие вызовы», как спасательный круг, вырисовывался уже знакомый десятизначный номер. Большой палец руки уже потянулся к зелёной кнопке вызова, как вдруг, словно вопль в ушах встал громкий и агрессивный звук. От неожиданности моё тело тряхнуло, будто через меня прошёл заряд тока. Я резко обернулся в сторону источника шума и за долю секунды понял о его происхождении. Со стороны Москвы на огромной скорости нёсся пассажирский поезд и громко предупредительно сигналил. Сигнал ревел без остановки, нарастая с каждой секундой. Его сопровождал, разрезающий темноту, свет фар.
Мой мозг сработал моментально. От стрелой надвигающегося поезда, я бросил взгляд под ноги, где между двух платформ как раз проходил незадачливый персонаж в белом. Мне хватило мига, чтобы понять, что поезд и человек, по виду в полном алкогольном забвении, находятся на одном пути. Свет фар уже озарил начало платформы, на которой стоял я. Непрекращающийся сигнал летящего поезда утонул в моём яростном крике:
— Лезь под платформу, быстро! – от громкости собственного крика у меня даже заложило уши.
Шатающееся туловище с небольшим чёрным рюкзаком за спиной, не спеша остановилось, подняло голову вверх и, воткнув в меня, полный непонимания взгляд, замычало что-то нечленораздельное, судя по обрывкам слов, пытаясь выяснить – чего я тут разорался?
— Поезд, придурок! Быстро под платформу! Быстро! – время шло на секунды, мой крик растворялся в яростном агрессивном гудке подходящего на огромной скорости поезда.
Невменяемый человек в белом повернул голову в сторону поезда и уставился на локомотив, который находился метрах в семи от него. Я по инерции тоже бросил взгляд на ослепительный свет, поглощающий всё кругом. Свет фар ослепил меня, а сигнал оглушил. Казалось, что теперь я просто стою с открытым ртом и пытаюсь закричать, но звука нет, есть только яркий свет в глазах и рёв сигнала в ушах. Я больше ничего не видел. Меня накрыло волной прохладного воздуха от пролетающего мимо состава. Сигнал локомотива сместился вбок, а ему на смену пришёл чередующийся стук колёс от проносящихся мимо вагонов. Секунды, пока мимо платформы, на которой я стоял, мчался тяжёлый стальной состав, показались мне вечностью.
***
Я не сразу начал различать детали. Блеск в глазах рассеивался постепенно, уши привыкали к возвращающейся тишине. Яркий белый свет отступал: вот я снова вижу очертания знакомых товарных вагонов, а вот и соседняя платформа, на которой, слегка помигивая, расположился невзрачный фонарь. Стук колёс утихал и исчезал в, казалось бы, уже привычном мраке. Вспотевшая ладонь крепко сжимала серый телефон, а в горле стояло неприятное першение.
Реакция опередила мысль. Прежде чем я подумал о возможном кровавом месиве между двух платформ, я уже инстинктивно всматривался в тёмную пучину шпал. Искажённое ярким светом зрение, как пазл, собирало по частям угол обзора. Мысль тоже вступила в свои законные права. И суть её была нерадостной. Воображение рисовало немую картину: глухая ночь, безлюдная станция, я и развороченное тяжёлым поездом тело таинственного незнакомца. Окровавленные рельсы под недобрым прищуром луны. Что может быть хуже подобного поворота сюжета?
Внезапно зазвонил телефон, который я до сих пор сжимал в руке. Я перевёл взгляд на экран, откуда надеждой высвечивался, ставший почти родным, номер моего собеседника.
— Ну чего ты мне скажешь? – нервно кинул я в трубку, будто бы мой собеседник мог знать о произошедшей только что ситуации.
— Ты это там, не нервничай, дружище! – его заплетающийся язык не вселял абсолютного никакого позитива.
— Я не нервничаю, я жду вас! Надеюсь, вы уже подходите?
— Э, мы идём, но мы это, тут как бы того… — мямлил он всё более неуверенно.
— Чего того? – вздохнул я, как бы предвидя его ответ.
— Мы пошли тебя встречать и заблудились, короче это… Вован так и не встал, он вообще ни на что не реагирует, а кроме него никто точно не знает дороги. Вот так…
— Ну, так разбудите его, ё-моё! Водой полейте, по щекам постучите! – сказал я с полной отрешённостью, понимая, что с этими «алконавтами» общаться бесполезно.
— Да мы теперь не знаем, как вернуться, мы заблудились в этом чёртовом посёлке – икнул мне в трубку дошедший до кондиции товарищ.
— Ну, отлично… — процедил я сквозь зубы, из последних сил пытаясь сдержаться и не отправить его по известному трёхбуквенному адресу.
— Ты это, как бы, не сердись. Может, ты нам навстречу пойдёшь, мы тебя тут встретим по дороге?
Что мне оставалось делать? Иллюзии по поводу того, что они дойдут до станции развеялись, как пепел под дуновением ветра. Оставалось попробовать дойти до места самому. Заплетающимся языком, мой собеседник объяснял мне дорогу к их дому в стиле: «иди вдоль рельсов, потом сверни направо, по-моему, направо, да. Потом увидишь столб, от него налево, дальше снова направо, потом прямо, а потом…» — он сам не знал дороги. Но своим, искажённым алкоголем разумом, пытался мне всё же искренне помочь. Он передавал трубку другому, не менее облитому, сотоварищу, который пытался вспомнить дорогу.
— Ладно, я выхожу! Будьте на связи! – сказал я и положил телефон.
Экран моего верного источника связи, показывал половину первого ночи. Время таинственного лунного света и всепоглощающего мрака только началось, и до рассвета было ещё долго. А до первой электрички и подавно. Почему-то вспомнилась старая добрая лента «От заката до рассвета». Да-да, пережить ночь. Но не в кабаке с вампирами, а в гнетущем одиночестве на станции. Стоп. А может не в одиночестве?
Я, вспомнив про белого прохожего, снова свесился с платформы. На двух полосках железнодорожного полотна не было никаких признаков его пребывания. Он исчез. Ни нарисованной моим воображением, крови, ни частей тела. Не было ни частей одежды, ничего. Может, действительно призрак? Или его утащило поездом вперёд? Или он всё же успел…
Опережая свои догадки, я обратился будто бы к немым и неподвижным шпалам:
— Эй, слышишь, ты там? – Ответом мне была тишина. Я набрал в лёгкие воздух и спросил уже значительно громче, чувствуя себя немного умалишённым, так как разговаривал с кем-то невидимым:
— Ты живой? Ответь!
На мой второй призыв из-под противоположной платформы стало доноситься какое-то невнятное копошение, вперемешку с тихим ворчанием. Через несколько секунд из-под неё показалась лысая голова, а за ней и остальное туловище. На четвереньках тело выползло из-под платформы и попыталось встать. Но далось ему это не сразу. Некогда белая одежда резко сменила цветовую гамму и теперь отдавала чем-то серо-чёрно-коричневым. С нескольких попыток он всё же принял вертикальное положение и, глядя на меня снизу вверх, заплетаясь, спросил:
— Это, слышь. Какая станция, братан?
— Станция, блин… ты скажи спасибо, что жив остался…
— Чего? Не понял. Станция какая? Это. До Ярославля далеко? – путаясь в мыслях и шатаясь, проблеял «восставший из-под платформы».
— До Ярославля? Ну, если в таком темпе идти в ту сторону – я указал в сторону, противоположную Москве, то недельки через две дойдёшь – уже с явным стёбом ответил я.
— Да ты чего? Какие недельки? Мне там завтра надо быть. Когда «собака» будет?
— Утром будет, а пока что, только пешочком в ту сторону – я снова махнул рукой в противоположную от Москвы сторону, надеясь, что этот малоприятный тип уйдёт и мне не придётся делить с ним платформу. Хотя я уже собирался стартовать по невнятным ориентирам моих товарищей вглубь тёмного ночного посёлка.
— Подстава, блин. А сколько времени, братан? – понимание того, что и он тут застрял надолго, начало потихоньку вселяться и в него.
— Без двадцати час… ночи… — медленно проговорил я.
Он стал оглядываться по сторонам, что-то бормоча под нос. Видимо, до конца не осознавал, что в этом глухом месте в самом начале ночи, точно уехать не на чем. И да, шла середина нулевых, когда телефоны были ещё кнопочными, а сервисов а-ля «Яндекс. Такси» или «Туту» не существовало в природе. Оценив всю каверзность ситуации, единственный живой организм на этой станции помимо меня, снова поднял голову вверх и обратился ко мне:
— Помоги залезть, а? Сам не справлюсь.
Я протянул ему руку. Хоть он был низкого роста и по габаритам небольшой, но весил прилично. Рывком я поднял его с рельсов, на которых, он чуть не отдал душу Творцам бытия. Через секунду он уже стоял со мной рядом на платформе, дыша на меня сокрушительным перегаром, явно суррогатной субстанции. Я объяснил ему ещё раз, что придётся подождать с передвижением до Ярославля. Он понимающе скрючился сидя на ближайшей лавке и многозначительно «воткнул» в бетонное покрытие платформы, а я, не желая больше оставаться здесь ни минуты, направился к спуску с платформы.
***
Маршрут, описанный моим товарищем по телефону, начинался с ходьбы вдоль железнодорожных путей, уходящих вбок от основного направления. Некое ответвление, вдоль которого, я должен был идти к месту встречи. И если, на основных путях имелось освещение, то на этом, будь оно неладно, ответвлении свет отсутствовал от слова «совсем». Теперь я сам ощущал себя призраком, так как был практически невидим в кромешной тьме летней ночи.
Просто представь моё внутреннее состояние, читатель! Я шёл по одиночному полотну рельс, по бокам которого, как будто для нагнетания жути, тянулся серый бетонной забор какой-то промзоны. Из-за забора торчали жуткие формы обшарпанных старых цехов и стрелы кранов. Тьма была настолько густой, что я не видел ничего ниже собственного пояса. То есть каждый мой шаг был, что называется, вслепую. Моё развитое воображение предательски рисовало какой-нибудь штырь или торчащий из земли обломок арматуры, на который я обязательно наступлю и проткну ногу. Из-за этих опасений я конкретно замедлился. Думаю, не стоит объяснять, какие эмоции во мне вызывал каждый скрип или шорох неизвестного происхождения. То ли качнулся крюк на кране, то ли…
В голову лезли отрывки из разного «хоррора». Я старался бескомпромиссно давить в себе нарастающий страх и представлял, что вот сейчас-то я выйду на свет и встречу своих хоть и безответственных, но товарищей, из-за которых собственно я и оказался в этом, так скажем, дискомфортном положении. Но странные звуки или красные огоньки, напоминающие глаза, раскаляли новые угольки воображения, и моё внутреннее состояние складывалось совсем не позитивным образом. Да, жизнь порой разворачивает сюжеты покруче любого «хоррора», где главный герой – это ты сам!
Но вот он свет в конце тоннеля! Я вижу свет! Ура! По сюжету фильма здесь должен быть счастливый конец, но по сюжету жизни – это всего лишь очередной отрезок пути, не сулящий ничего хорошего.
Когда закончилась мгла, сдавленная заборами промзоны, я вышел на более освещённый участок пути. Справа от себя я увидел несколько двухэтажных бараков, перед которыми развернулся некий ночной сабантуй. Под одиноким фонарём стояла старая деревянная скамейка с давно облупившейся краской. На ней сидело три человека в кожаных куртках, ещё двое сидело напротив на корточках. Разглядеть их половую принадлежность не представлялось возможным, но судя по голосам, которые доносились до меня, там присутствовали представители обоих полов. Из невидимого мне источника играла группа «Бутырка». Блатные аккорды чередовались с их хриплым хохотом и нецензурной бранью. И хотя они находились от меня на значительном расстоянии, тихий ночной ветер всё же передавал моему обонянию запах дешёвого курева.
Внезапно родившаяся мысль спросить у них дорогу в столь поздний час, также скоропостижно отпала. Во-первых, я и адреса-то точного не знаю, во-вторых, эти аборигены наверняка зададут мне немало вопросов, к примеру: есть ли деньги и кто я по жизни? Поэтому я продолжил свой тернистый путь по шпалам, сам точно не зная куда. Вот так вот: иду туда, сам не знаю куда. Как тебе перспектива, читатель?
Обитатели облупившихся от времени бараков, коими щедро полна Россия-Матушка, были, по всей видимости, увлечены своими высокоморальными беседами и прослушиванием своей высокоинтеллектуальной музыки, и потому не заметили, как слева от них кто-то шёл по рельсам. Я шёл, а эти проклятые рельсы всё тянулись и тянулись вперёд, неизвестно на какое ещё расстояние и что там будет по их окончании. Куда мне сворачивать и где? Откуда начинается это «сверни направо, а потом прямо?» Я знал одно: нужно было идти вдоль рельсов, а потом где-то свернуть в посёлок. Возможно, свернуть надо было там, где позади остался ночной слёт местных «философов» под светом одинокого фонаря. А может дальше? Как об этом мог знать я, если даже сам объясняющий этого точно не знал? Тьфу ты! Эту ночку я запомню!
Впереди показался новый источник света. В данной ситуации я был неописуемо рад любому источнику света. Ему нескончаемо радовалось, словно отключённое за ненадобностью в непроглядной мгле, зрение. Экран телефона высветил неутешительный показатель времени: час ночи. Всего-то час ночи! Для кого-то это уже целый час ночи и пора ложиться спать, но в моей ситуации – это всего лишь час, мать его, ночи. Это означает, что до спасительного рассвета, который развеет мрак вокруг и сумрачные мысли напряжённого ума, ещё долго.
Светом впереди оказалась следующая станция одноколейного ответвления. Один путь и единственная платформа, еле подсвеченная редкими фонарями. На моё удивление, в столь поздний час рядом с платформой, стоял железнодорожный состав, хотя это была неконечная остановка. В кабине сидели машинисты. На приборной панели стоял термос, и лежала развёрнутая фольга с какой-то незамысловатой трапезой. Поднявшись на платформу, я постучал в боковое окно полутёмной кабины. Один из машинистов, размашисто зевнув, уставился на меня безразличными уставшими глазами, второй же, что был за его спиной, смотрел пристально и недобро. Мой взгляд поймал направление его правой руки. Кисть сжимала основание бейсбольной биты, стоящей в углу. Я слегка приподнял обе руки, раскрыв ладони, символизируя мирный помысел своего присутствия, и дал понять, что хотел бы поговорить.
Через несколько секунд в двери показался хмурый усатый, небольшого роста, персонаж в лёгкой куртке. Правая рука, в которой, как я догадался, была зажата бита, исчезала за спиной. Он даже не удосужился сказать что-либо, а просто взмахнул головой в мою сторону, мол «я тебя слушаю». И в этот момент, я понял одну весомую деталь: я хотел помощи, но не знал чего спросить. Я не знал ни адреса, ни примерных ориентиров местности, куда мне нужно было добраться. Информация, которой я обладал это лишь размазанные объяснения моего телефонного собеседника, а-ля: «иди вдоль рельсов, потом сверни направо, потом прямо, потом…» Что я скажу ему? Не знаете ли, уважаемый, как пройти туда, сам не знаю куда? Из-под чёрной кепки меня сверлил прищуренный взгляд, отдающий явным нежеланием общения. Рука, заведённая за спину, лишь усиливала нависший в воздухе накал. С каждым мгновением, я понимал, что неловкая пауза придаёт всё больше комичности, и в то же время, непонимания. Я устал от неопределённости, ходьбы и всей этой ночной пьесы в целом, поэтому не нашёл ничего лучше, чем спросить:
— Есть сигаретка?
Усатый капитан железнодорожного состава еле заметно кивнул и крикнул своему коллеге: «Витёк, дай пару сиг». Через боковое окно кабины я наблюдал, как сонный помощник машиниста (почему-то я точно знал об их иерархии), вяло зевнул и нехотя поднялся с места. Я забрал две сигареты, беспечно кивнул в знак благодарности и побрёл в обратном направлении.
Даже из невнятных описаний моего товарища, я понял, что не должен был здесь оказаться. Поворот, про который он вещал, остался где-то по пути. В этот момент во мне как-то странно совмещались совершенно противоположные чувства: я готов был разорвать этого телефонного «Сусанина» и в то же время с меня полностью слетели все остатки напряжения. Разум был сосредоточен и холоден. Я чётко понимал свою цель: «найти и уничтожить!» Как в старой песне Металлики: «searching… seek and destroy!»
Я снова уходил в кромешную мглу одноколейки с мыслями встретить этих клоунов, которые завели меня во весь этот «лабиринт разочарований» и выдать каждому прямого справа. Я шёл назад, но мне уже не было страшно. Холодная месть придавала мне сил. Я должен выжить любой ценой и воздать каждому по делам его! Ха, моё лицо перекосила улыбка. Мои мысли и веселили, и пугали меня одновременно, но они бесспорно помогали мне не пасть духом.
Подняв голову к небу, я увидел, как в дополнение к поредевшим звёздам, с тёмного небосвода на меня взирало ярко-жёлтое око. На правах хозяйки положения луна пристально наблюдала за мной, но я не мог точно определить – сочувствует ли она или просто глумится над моими бесконечными хождениями по этим адским локациям. Я уже не парился о том, что в непроглядной мгле наступлю на арматуру или что-то острое, ведь для меня эта тропа была уже знакома. Я шёл и под углом смотрел на нависший надо мной таинственный спутник Земли, от которого веяло чем-то жутковатым и недобрым. Я подумал, что в моём положении, мне остаётся только завыть на него, как загнанному одинокому зверю. Но моя несломленная психика пока что не была готова к столь радикальным мерам.
Внезапно зазвонил телефон. О, обо мне вспомнили! Зубы сжались до скрипа, неугасающее желание высказать всё, что накопилось, буйно рвалось из недр моего «Я». Пересиливая порывы ярости, я пообещал себе дать им последний шанс на мою эвакуацию.
— Ну что? – мой спокойный и тихий голос в охватившей всё вокруг мгле, звучал зловеще. Я сам удивился собственному спокойствию.
— Где ты там? Дошёл до поворота? – он был всё в том же беспечном «омурлении» и, казалось, искренне удивлялся тому, что мы до сих пор не встретились.
— Я дошёл. Но не до поворота, а до следующей станции – я сделал паузу – следующей, сука, станции! – последнюю фразу я произнёс, почти что, по слогам.
— Офигеть, братан! А зачем ты туда пошёл? – его удивление звучало искренне. Я сделал глубокий вдох, и, проигнорировав, его вопрос, продолжил:
— Скажи мне точный адрес его дачи! Слышишь? Точный, сука, адрес дачи!
— Э, да я не знаю. Мы тут сами теперь найти не можем его дом, ушли и заблудились. Блин, это провал, дружище! Хозяин дачи в отрубях, мы шарахаемся по безлюдному посёлку. Короче тема не очень бодрая, сам понимаешь – он бормотал всё это, попутно отвечая своему, не менее «омурлевшему» спутнику на его вопросы. Ответственность за происходящее, которую он всячески пытался скинуть с себя, настигала его с каждой новой фразой, сорвавшейся с моих, искажённых ухмылкой уст.
— Ты позвал меня сюда, вырвал, можно сказать из кровати. Обещал встретить на станции, так? – я сам удивлялся спокойствию и последовательности, с которой я вёл диалог.
— Так – мой собеседник перестал бормотать и начал отвечать односложно, видимо понимания, что моё скрытое спокойствие, не что иное, как затишье перед бурей.
— Я вырвался сюда на последней «собаке» с чётким пониманием того, что этой ночью я буду наслаждаться сочными кусками шашлыка и прекрасным видом наполненных стаканов, но…
— Слушай, Лёх! – он попытался вклиниться в мою затянувшуюся «предъяву».
— Но! – я не дал ему сказать ничего больше – вместо этого, я, как полный дебил, хожу по неосвещаемым путям, нарываюсь на недобрые взгляды машинистов и даже не имею представления, куда мне вообще идти. Понимаешь?
— Понимаю. Короче, не делай мне больше мозг – судя по тону, он так и не признал вины – иди обратно, а потом…
— Я уже иду обратно, а ты иди на х..!
Большой палец правой руки настолько сильно вжал кнопку сброса, что телефон не только отключился, но и издал некое подобие хруста, после чего камнем упал в карман. На сегодня общения достаточно. Стрелка терпения решительно встала напротив нуля. Иллюзии рассеялись, как тучи над Москвой перед Парадом Победы. Пора заканчивать бессмысленные скитания. Именно так принимается жёсткое мужское решение. Без колебаний и компромиссов. Всего хорошего, друзья мои! Теперь я сам по себе — без надежд и иллюзий, без пустых обещаний и помощи. Только я и суровая действительность, в которой можно рассчитывать лишь на себя!
То, за чем я сюда приехал, больше не имело значения. Те, в кого я верил, остались вне зоны доступа. Я сам сжёг мосты, но разве не лучше честно посмотреть правде в глаза (хоть она и до боли омерзительна), чем постоянно тешить себя утешительной ложью. Всё будет хорошо? Правда? Ну, как видишь, читатель, ничего хорошего. Нужно отталкиваться от того, что есть и строить своё хорошее самому. Именно эти, казалось бы, нездоровые ситуации, по-настоящему открывают глаза! Именно после них ты меняешься и смотришь на людей, обстоятельства и себя самого совсем по-другому! Но главное умозаключение всей этой истории было ещё впереди, а пока я шёл по уже въевшейся мне под кожу темноте и остывал после всплеска эмоций.
Даже луна уважительно отступила за навалившие, не пойми, откуда, серые тучи и у меня больше не создавалось впечатления, что она глумится надо мной. Мой план был прост: вернуться на освещённую станцию (с которой и начались мои скитания) дождаться утра и на первой же электричке укатить домой. Всё просто и теперь совершенно нет необходимости на кого-то рассчитывать, от кого-то зависеть и в ком-то нуждаться. Есть только ты и твои решения! Эти мысли словно сбросили накопившийся стресс и я, что называется, бодрячком зашагал к пункту назначения.
Впереди показался тот самый просвет от одинокого фонаря барачного района. В прошлый раз, когда я проходил этот участок пути, оттуда доносились блатные хиты и задорный смех местных любителей крепкого. На этот раз перед районом стояла гробовая тишина. Видимо недетское время разогнало по домам и их. Лишь я один блуждаю по ночным закоулкам, не зная покоя. Но хозяйка-ночь в соавторстве со злодейкой-судьбой, не спешили отпускать меня так просто. Метрах в пятнадцати, сразу за освещённым участком пути, светились три огонька. Кто-то курил прямо по пути моего следования, и численный перевес был явно не в мою пользу…
***
Логика была бесполезна, и её место заняла интуиция. А она очень редко ошибалась. Чувства разделились на два лагеря: «русский авось» против паранойи. Утешать себя мыслью, что всё обойдётся или готовиться к бою? Пусть носители «розовых очков» сочтут меня параноиком, но пока ещё я не вышел на свет, я присел. Нет, не на очко, а для того, чтобы одолжить пару увесистых камней у щедрой насыпи железной дороги. Я не знал ни пола, ни габаритов тех троих, но лучше иметь в руках аргумент, чем гадать и получить в щи за свою беспечность. Камни были слишком велики и в карманах не помещались. Из-за этого я держал их прямо в руках.
«Задумайся враг, стоим мы плотною стеною, перед тобой Спартак, готовься к бою!» — этот заряд словно прошёл через меня, с головы до ног и обратно. Небывалая уверенность подпирала меня изнутри и, кажется, я уже стал привыкать к постоянному напряжению за последние несколько часов. Предстоящая опасность не казалась мне чем-то необычным. Моя нервная система перестроилась и постоянно была на взводе. Мозг работал в режиме «стратег». Он перестал взвешивать варианты относительно того, кто же курит посреди ночи у железнодорожного полотна. Вместо этого он разрабатывал схемы отражения атаки. Таинство ночи не позволяло расслабиться ни на секунду. Инстинкты, заложенные Природой для выживания, оголились и молниеносно реагировали на постоянно меняющиеся обстоятельства.
Я ощущал это всем телом. Ночь в уютной квартире за железным засовом и ночь один на один с окружающим миром, где каждый пень нам как капкан, где хлещет кровь из наших ран… Старый добрый «Сектор». Как же теперь я понимал смысл этой песни. Ещё раз, мысленно пропустив через себя воодушевляющий заряд, я шагнул на свет.
Моё появление из непроглядной тьмы, с двумя габаритными камнями в обеих руках, вызвало не хилый переполох в рядах невидимых мне курильщиков. Я шёл достаточно быстро, сжимая во вспотевших ладонях два острых камня. Три огонька суетливо заметались во тьме, и до моего обострённого тишиной слуха, донёсся встревоженный шёпот. Я не мог разобрать слов, но в том, что они испытывают нарастающее волнение, сомнений не было. Смею предположить, что мой выход из темноты был подобен выходу зловещего терминатора из охватившего всё вокруг пламени. Я уверенно мерил шагами шпалы и расстояние между нами стремительно сокращалось.
Сердце стучало молотом, мурашки уже не щекотали, а просто царапали спину. Лицо горело огнём, а зрение было напряжено до отказа, всматриваясь в очертания присутствующих. На глаз до них оставалось не больше трёх метров. Два огонька упали на землю и быстро потухли, судя по всему, раздавленные ногами. Один огонёк продолжал вяло светиться. Я уже мысленно наметил, что именно в него я нанесу первый удар булыжником в случае резких движений в мою сторону. Все трое затихли. Тишину нарушали лишь мои ноги, шаркающие по камням. Расстояние сузилось до метра. Последний огонёк упал на землю и был резко затоптан. Передо мной была мгла. Чувство, что они меня видят, а я их нет, лишь усиливало накал страстей. Острые углы камней впивались мне пальцы. Нервы были натянуты до предела, я был готов бить наотмашь обеими руками. Я поравнялся с местом, где несколько секунд назад, светились три огонька…
(с) Алексей Тот-Самый. Апрель 2020.
